Книга под названием "Дивный Батюшка" была издана Издательством Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в 2002 году.
       История такова. В Иоанновском монастыре некоторое время находилась на послушании  иконописец из Оренбурга - Иулия. Она сделала рисунки. Матушки стали искать человека, который написал бы книжечку об отце Иоанне. Каким-то образом вышли на моего батюшку. Он и благословил писать меня. А я была всего лишь учителем русского языка и литературы... Но по послушанию всё равно пришлось писать...
       Этот вариант не совсем совпадает с изданным на подворье. Я кое-что исправила и кое-что добавила.

                                   
                                                      БАТЮШКА

           «О ДЕЛАХ БОЖИИХ ОБЪЯВЛЯТЬ ПОХВАЛЬНО…»
    Осень наконец-то пришла. Солнце, немилосердно палившее всё лето, стало нежнее, ласковее. Оно словно отдавало весь свой жар деревьям, и листва их каждый день меняла свой цвет — окрашивалась всё ярче и ярче. Кроны деревьев полыхали: там — багряным, здесь — золотым, а за холмом — оранжевым пламенем.
    Лишь старая ива не хотела подчиняться всеобщему закону: узкие листочки её всё так же победно серебрились, как и весной, и при малейшем дуновении ветра гибкие длинные ветви ласково начинали теребить невозмутимую гладь озера — ведь дерево стояло почти у самой воды.
    Иногда листья бережно прикасались к головке ребёнка: он сидел вместе с отцом под ивою. Тогда мальчик улыбался
и спрашивал:
    — Мама?
    — Нет! — сухо отвечал отец.
     Звенели мошки, щебетали воробьи, шелестели бирюзовыми крылышками стрекозы, лениво перекликались лягушки, кружились в вальсе нарядные бабочки…
    — Папа, сними, пожалуйста, повязку!
    Мутный зелёный свет… Ничего не изменилось…
    Лёгкие пальчики ребёнка нащупали отцовскую руку:
    — Папочка, не сердись, я хочу спросить, почему ты не отпустил меня хотя бы сегодня с мамой? Почему?
    — Сын мой, ты ещё слишком мал. Есть вещи, которые объяснить тебе я не имею возможности. Твоя мать… — начал он,однако, заметив волнение ребёнка, замолчал.
   Полгода назад, весной, жена и сын возвращались из Петербурга. Мальчик высунулся из окна, и горящий уголёк, вылетевший из трубы паровоза, попал ему в правый глаз. Началось сильное воспаление. Лучшие лекари столицы тщетно пытались спасти зрение. Наступила слепота. Вскоре перестал видеть и левый глаз.
    Оставалась последняя надежда: осенью, когда спадёт жара, сделать операцию ― быть может, врачам удастся спасти хотя бы один, неповреждённый, глаз.
    Каждое утро ребёнка, с повязкой на глазах, на кресле-каталке вывозил в парк отец. В густой тени старой ивы подрагивавшими от волнения руками он иногда приподнимал марлю — а вдруг сын начнёт видеть хотя бы одним глазом. Увы! Малыш оставался незрячим: зелёное марево застилало прекрасный мир Божий.
    «Твоя мать…». Да, больше всего отца удивляла и даже возмущала жена. Конечно, справедливости ради, надо отметить, что примера такой заботливой матери среди его окружения просто не было. Но… Её нелепая религиозность! Ладно, хорошо, пусть иконы висят в её комнате, но зачем же их помещать ещё и в детскую. Святых на помощь призывает! Ребёнка заставляет молиться «угодникам Божьим»… Впрочем, слукавил: мальчик и без матери сам молится. Но к чему посредники, когда можно обращаться прямо к Богу?! Ах, эти православные! Сколько ненужных проблем! А слова жены: «Неисповедимы пути Господни… Часто лишь через скорби Он выводит людей на истинный путь. Иногда, по особому Своему смотрению, Господь вразумляет человека через болезнь его детей. Молиться надо усердно святым Божьим — на помощь их призывать. Каяться, отец, нужно нелицемерно, причащаться Истинных Тела и Крови Господних. А главное — надеяться на то, что Сам Он к Свету приведёт, Сам просветит слепых… Не только сына, но… Но и тебя. Прошу, муж мой, пойдём со мной! Ведь большинство лютеран остаются при своём заблуждении не потому, что твёрдо убеждены в своей правоте, а просто из-за того, что боятся показаться смешными, если откажутся от того, во что веровали прежде. Знаешь, лютеране часто обращаются за помощью в Православную Церковь, просят помолиться о них. Подают записочки о здравии и об упокоении — ведь в Лютеранской Церкви не молятся за умерших. Вот так, украдкой, они пытаются получить хоть капельку тех благодатных даров, которые так щедро раздаёт всем страждущим Православная Церковь. Сколько раз в нашем храме я видела нянюшек, бравших святую воду для болящих детишек из лютеранских семей! А сколько матерей, тайно от родных, приходят попросить помощи у святых угодников! А уж об обращении к Богородице и говорить нечего! Многие носят на груди образки с ликом Матери Божией и имеют в доме, опять же тайно, где-нибудь под ключом, Её иконы! Разве ты не знаешь, что в нашей Церкви есть святые, которые были прежде лютеранами, а потом перешли в Православие? Вспомни блаженного Николая Салоса!» — эти слова жены и раздражали его и, надо признаться, трогали в нём какие-то неведомые ему струны. Они начинали звучать, и в душе просыпались прекрасные, не известные дотоле, мысли и чувства, но он гнал их как врагов своего спокойствия, даже злился на них, а гнев и раздражительность обрушивал на супругу…
    Завтра — операция. Отвлечь бы ребёнка, а жена в храм собралась: воскресенье, дескать, — Богу, да и причастить малыша обязательно надо перед таким событием, святым Божьим помолиться, попросить их о помощи… Словом, разгневался а жену, сына отнёс в свой кабинет — если хочешь, иди одна. И она ушла.
    А отец с мальчиком отправился на прогулку.
    Да вот только радости от этой прогулки не было. Смотреть на обезображенные глаза малыша — все в наростах и пухолях — без слёз было невозможно. Молиться отец не мог. Мысли, одна отчаяннее другой, разрывали голову…
    — Пора завтракать. Будем собираться! — и отец аккуратно завязал ребёнку глаза.
    Старая ива на прощанье нежно погладила маленького страдальца, и вскоре коляска, тихонько поскрипывая, неспешно покатилась к дому…

Продолжение следует

Отредактировано Виктория (2008-01-05 17:23:41)

ДЕТСТВО
    Когда человек — творение Божие — является в этот мир, он кричит, то ли радуясь, то ли печалясь... А это дитя лишь издавало чуть слышный стон: хилым и слабым родилось оно. «Господи, помилуй! Не доживёт ещё до утра!» — встревожилась мать, и отец побежал к священнику, чтобы тот поспешил окрестить новорождённого младенца.
    В ночь на 19 октября (1 ноября нового стиля) 1829 года ребёнка крестили и нарекли Иоанном в честь болгарского святого Иоанна Рыльского.
    Никто и не думал тогда, что этому слабому, болезненному ребёнку суждено стать дивным пастырем, светочем и печальником земли Российской, проповедником покаяния и праведной жизни во Христе.
    Родители его — Илия и Феодóра Сергиевы — были людьми простыми и глубоко верующими. Когда Ваня подрос, отец стал водить его с собой в храм. Церковные правила, богослужебный устав мальчик узнал раньше, чем научился читать и писать. К молитве и церковному благочестию с раннего детства приучала ребёнка мать.
    И хотя после Таинства Святого Крещения здоровье Вани стало заметно укрепляться, болел он всё же довольно часто. Много времени приходилось проводить ему в постели; ночами, просыпаясь, мальчик видел одно и то же: зажжённую лампадку перед образом Пресвятой Богородицы и свою горячо любимую маму — она молилась. Часто и сам он, порой не замеченный ею, молился умиленно и трепетно.
                     ***
    Много раз в своей жизни удостаивался Иоанн чудесных явлений . Однажды ночью шестилетний мальчик увидел в комнате необычный свет — неземной. В этом небесном сиянии предстал ему Ангел. Видя смущение ребёнка, вестник Божий успокоил Ваню: он, Ангел-Хранитель, будет на протяжении всей жизни оберегать его...
                     ***
    Ванечке много читали. Любимой его книгой было Святое Евангелие. Сам Батюшка впоследствии вспоминал: «Евангелие было спутником моего детства, руководителем, утешителем, с которым я сроднился с малых лет». Много рассказывали родители Ване о земной жизни Пресвятой Богородицы, о Её радостях и скорбях, о крестных страданиях Сына Её ― Господа Иисуса Христа... А жития святых так увлекали мальчика, что и сам он мечтал жить только ради Христа, спасаться в пустынях, терпеливо выносить голод и жажду, холод и зной, делиться с дикими зверями скудным пропитанием...
    Как хотелось ребёнку самому читать эти дивные истории, но наука чтения не давалась ему, и он очень сокрушался по поводу своей непонятливости.
    А наука и в самом деле была непростая...
    — Ну, читай, пожалуйста!
    — Твердо, рцы, аз, веди, аз, — читает мальчик старательно.
    — А что вместе получается? — вопрошает мама.
    — Твердо, рцы, аз, веди, аз, — опять повторяет дитя.
    — Да нет же! — огорчается мать, и всё начинается сначала.
    И в самом деле, звук и букву ребёнку соотнести очень тяжело. Нынешним детям проще: специальные правила помогают им быстро и легко научиться читать. А в XIX веке всё было чуточку сложнее. Каждая буква имела своё название, имя. Например: т — твердо, р — рцы, а — аз, в — веди, д — добро и так далее. Не каждый мог быстро догадаться, что читать надо не по названиям букв, а по звукам. Вот и получается: твердо, рцы, аз, веди, аз — ТРАВА.
    Долго не давалась грамота маленькому Ване. Стыдно ему было и перед сёстрами, и перед родителями — у взрослых и так времени мало, а ещё и с ним возись...
    Ночь. Все спят. Тихо и таинственно в доме, лишь мерцает перед иконами огонёк лампадки... Мальчик опускается на колени и просит, со слезами взирая на божницу, — просит у Господа разумения...

Продолжение следует

В СЕМИНАРИИ
    В Архангельской семинарии Иоанн начал учиться в 1845 году. Письменных уроков задавали много, а на покупку тетрадей не у всех хватало денег. Ученики, бывая в городе, часто наведывались в так называемые присутственные места — туда люди приходили с прошениями. Оформив бумаги посетителей должным образом, служащие хранили их до определённого времени. Потом, если бумага оказывалась ненужной, её выбрасывали. Семинаристы удивлялись: ведь только одна сторона исписана, а бумага уже не нужна... Каким же богачом чувствовал себя Иоанн, когда служащий отдавал ему стопку исписанных бумаг!
    В эти годы и произошёл в жизни Батюшки эпизод, научающий нас истинному послушанию и подлинному смирению…
    В начале Великого поста Иван Сергиев тяжело заболел. Врачи опасались, что он может умереть, если не начнёт принимать скоромную пищу. Калорийное питание, по мнению медиков, являлось первым условием выздоровления, а пациент не хотел употреблять даже рыбы.
    — Вы умрёте непременно, если не начнёте есть мяса, — попытались напугать Иоанна.
    — Хорошо,— соглашался он, — но только прежде спрошу разрешения у своей матушки.
    — А где Ваша мать?
    — В Архангельской губернии.
    — Пишите ей как можно скорее.
    В тот же день благоразумный сын отправил матери письмо с просьбой выслать благословение на употребление скоромной пищи во время поста.
    Прошла неделя, прошла и другая. Больному становилось всё хуже и хуже. Еле дождались ответа. «Посылаю своё благословение, — сообщала мать, — но скоромной пищи вкушать Великим постом не разрешаю ни в коем случае».
    Со смирением встретил этот ответ больной и даже, похоже, был доволен отказом.
    — Неужели Вы так и не будете употреблять мясного? — допытывались врачи.
    — Конечно, нет, — спокойно отвечал молодой человек.
    — Да ведь Вы умрёте!
    — На всё воля Божия. Неужели я променяю жизнь на благословение матери, на заповедь Господа «Чти отца твоего и мать твою»?
    Несмотря на опасения врачей, здоровье юноши не только не ухудшилось, но, наоборот, процесс выздоровления пошёл с невероятной быстротой.

Продолжение следует

Отредактировано Виктория (2008-01-05 17:27:33)

АКАДЕМИЯ
    В 1851 году Иоанн с отличием окончил семинарский курс и как лучший ученик был направлен в Санкт-Петербургскую Духовную академию.
    Радоваться бы, но из родного села пришло письмо с печальным известием: скончался Илья Михайлович. Не стало кормильца — не на что жить матери и сёстрам. Ещё с младенчества Иоанн с особой болью воспринимал нужду ближнего, печалился о чужой бедности. А больше всего мечтал о том, что, когда вырастет, обязательно выведет свою семью из нищеты. Умер отец, значит, он, сын его, Иоанн, — единственный мужчина в доме, — должен возложить на себя обязанности главы семейства. Решение созрело немедленно: в Академию не ехать, а искать заработок. Однако Феодóра Власьевна с этим не согласилась, и послушный сын отправился в Санкт-Петербург — учиться...
    И Господь не оставил избранника Своего: академическое начальство, узнав о нужде Иоанна, предложило ему должность письмоводителя. За небольшую плату — десять рублей в месяц — вечером, после учёбы, а иногда и ночью, он составлял и переписывал деловые бумаги.
    Начальство не могло нарадоваться на аккуратного, исполнительного писаря, а Иоанн всё своё небольшое жалованье отправлял осиротевшим матери и сёстрам.
    Санкт-Петербургская Духовная академия находилась на берегу Обводного канала, чуть левее от него плескалась полноводная Нева. Если у Иоанна оставалось свободное время, он или читал, или гулял по берегу Невы, или уходил в сад, располагавшийся за зданием Академии, на территории Александро-Невской Лавры. Здесь он готовился к экзаменам, молился, и, как в детстве, в архангельских лесах, ему казалось, что вместе с ним молится и вся природа: река, небо, птицы, деревья, цветы, каждая травинка — всякое творение Божие хвалит своего Творца, как может.
    Здесь, в тенистых аллеях Митрополичьего сада, у Иоанна созрела мечта стать миссионером — идти на проповедь христианства в Сибирь, Китай или Северную Америку: ведь в этих уголках земли жили тогда полудикие языческие народы, и все они жаждали уразуметь слово Божие.
    Правда, вскоре стали приходить другие мысли: «дикари» Петербурга знают Христа не больше, чем дикари языческой Африки... И не лучше ли остаться здесь, среди этих несчастных, забывших Бога христиан? «Господи! Ты Один можешь указать мне нужную стезю! Господи, направь!» — смиренно молился Иоанн.
    И вот однажды, незадолго до окончания Академии, Иоанн опять увидел сон, тот самый, который повторялся ему неоднократно: в сане священника он служит в каком-то неизвестном ему соборе. Увидев в этом сне указание Божие на то, что ему надлежит быть именно пастырем, Иоанн Сергиев окончательно отказался от своего замысла стать миссионером.
    Через несколько дней после этого предзнаменования будущий служитель Божий оказался в Кронштадте. Эта крепость была сооружена посреди Финского залива на острове Котлин и охраняла Санкт-Петербург с моря. На просторной площади в центре острова возвышался огромный собор во имя святого апостола Андрея Первозванного. Никогда прежде Иван Ильич в Кронштадте не был, и когда он переступил порог храма, то замер от благоговейного трепета: это был собор, явленный ему в сновидениях...
    Так Сам Господь определил служить Иоанну Сергиеву в этой церкви.
    Но священником мог стать или монах, или человек женатый. Молитва, учёба и труд были уделом будущего пастыря все эти нелёгкие годы учёбы в Академии — не было у него невесты.
    Однако и теперь Господь не оставил Своего избранника...
    Протоиерей Андреевского собора города Кронштадта Константин Несвицкий должен был уйти на пенсию. Место его освобождалось. По сложившейся традиции наиболее вероятным восприемником уходящего на покой священника становился служитель храма, женатый на его дочери.
   Свершилась и здесь святая воля Божия: окончив Академию, Иван Ильич обвенчался с Елизаветой Константиновной Несвицкой, а вскоре — 12 декабря (25 декабря нового стиля) 1855 года — был рукоположен во священника. Теперь он стал отцом Иоанном, и вся его последующая жизнь в течение пятидесяти трёх лет с того момента протекала в Кронштадте.

Продолжение следует

***
     Летом Батюшка любил бывать за городом. Когда он присаживался где-нибудь на полянке, тотчас же собирался народ — дети, женщины, старики, и отец Иоанн рассказывал, как он говорил, «своим детям» о Господе, о крестных страданиях Сына Его, о всепрощающей любви и милосердии... Вот малыш забрался к Батюшке на колени и теребит бороду, другой доверчиво прижался к его рясе . Бежит босоногая девчушка и протягивает любимому пастырю букетик полевых цветов...

     Расскажем лишь несколько случаев.

Продолжение следует

ЗИНА
     Удивительны и заочные, на расстоянии, исцеления по письмам и телеграммам, которые приходили в Кронштадт каждый день сотнями.
     Девятилетняя Зина заболела воспалением лёгких. Врач после нескольких визитов объявил матери, что положение ребёнка безнадёжно и медицина бессильна спасти его. Доктор ушёл, и мать осталась с умирающей одна, в самом подавленном состоянии. Она понимала, что всё, всё находится в руках Божиих, что надо молиться, надо просить. И она молилась. Бесконечная череда бессонных ночей вымотала её, и, почти теряя сознание от усталости, мать вдруг вспомнила рассказы об отце Иоанне Кронштадтском. Она позвала мужа и велела тотчас написать письмо.
     Конверт с просьбой помолиться об умирающей Зинаиде был немедленно отнесён на почту.
     Ночь и весь следующий день прошли очень тревожно: девочка хрипела, дышать ей было трудно, температура поднималась всё выше и выше. Борьба жизни со смертью была решительной. В такой тревоге и напряжённом состоянии родители находились до самого вечера.
     Вдруг Зина шевельнулась, высвободила ручку из-под одеяла и произнесла слабым голосом: «Мама, я хочу есть». Изумлённая мать помогла дочери приподняться. Девочка села, но не могла держаться от слабости. Отец принёс молоко, и мать начала поить ребёнка из ложечки. Прошло совсем немного времени, и к Зине вернулись силы. Она даже встала с помощью матери. Ночь была спокойной...
     На следующее утро было получено письмо из Кронштадта от отца Иоанна. Батюшка писал, что в таком-то часу, такого-то дня и числа он отслужил молебен о здравии болящего младенца Зинаиды, молился об её исцелении и прислал своё благословение.
     В слезах, но уже от великой радости, мать вспомнила час, когда дочь попросила есть, и, к общему удивлению, час молитвы отца Иоанна в Кронштадте о болящей совпал с этим временем. Сомнений в чудесном исцелении не оставалось.

Продолжение следует

ИСЦЕЛЕНИЕ БЕСНОВАТОЙ
     Но особенно поразительны случаи исцеления бесноватых...
     В церковь вбежала женщина, стала кричать и бесноваться. Батюшка подошёл к ней. Тогда женщина набросилась на него, пригнула к земле и протащила несколько шагов. Отец Иоанн не выпускал её. Бес, сидящий в несчастной, стал кричать страшным голосом:
     — Я уже стар... насмерть сделано, не выйду...
     — Нет, выйдешь, — спокойно ответил священник и начал кропить больную святой водой.
     Бесноватая стала утихать, и тот же голос спросил:
     — Куда велишь выйти?
     Батюшка улыбнулся и проговорил:
     — В бездну.
     Лицо женщины озарилось какой-то неземной радостью. Из храма она вышла здоровой.

Продолжение следует

УРОКИ ЗАКОНА БОЖЬЕГО
     С 1857 года отец Иоанн начал преподавать Закон Божий в Кронштадтском городском училище. Уроки Батюшки всегда были живые, интересные; плохих отметок он не ставил. Да и иметь даже тройку по Закону Божию считалось позором. Ребятатак любили, уважали и ценили отца Иоанна, что скорее предпочитали под каким-нибудь предлогом уйти с урока, чем явиться неподготовленными. Был даже такой случай.
     Один из учащихся на экзамене ответил по билету очень плохо, но Батюшка настоял на том, чтобы ему поставили четвёрку — ведь на протяжении всего обучения в гимназии мальчик учился старательно, имел прекрасные отметки. После этого прошло много лет, но бывший ученик отца Иоанна избегал встреч с Батюшкой, находя, что он опозорил своего учителя перед всеми своим дурным ответом и не оправдал доверия.
     «Неспособных» учеников у отца Иоанна не было. И сильные, и слабые — все усваивали его беседы. Батюшка рассказывал так увлекательно, так вдохновенно, что ребята и после звонка на перемену не хотели расходиться.
     Конечно, особое внимание законоучитель уделял так называемым неспособным учащимся. Их, порой несправедливо, считали ленивыми. Отец Иоанн брал таких ребят на поруки — ведь и сам Батюшка был когда-то отстающим учеником, а потому очень хорошо понимал их беды, их проблемы, их душевную боль... Любовь, внимание, ласка были для таких детей всё равно что солнышко для растения. И вот недавний двоечник уже хорошо учится, а то и первым учеником становится...

Продолжение следует

***
     Тогда об отце Иоанне писали все российские газеты. К тому времени его уже называли отцом Иоанном Кронштадтским. Да и сам он стал подписываться не Сергиевым, а Кронштадтским.
     Батюшку любили и почитали не только в Кронштадте и Петербурге, но и по всей России и даже за рубежом.

                 МНИМЫЙ БОЛЬНОЙ
     Почти каждый день отец Иоанн ездил в Петербург. И все полтора часа переезда на пароходе по Финскому заливу его окружала толпа жаждущих получить наставление, благословение, исцеление...
      В Петербурге Батюшка первым делом навещал тяжело больных. Заходил и к старым знакомым. Довольно часто проведывал отец Иоанн одно купеческое семейство, проживавшее на Васильевском острове. Там и произошла эта весьма поучительная история, о которой мы и расскажем сейчас.
     В том же доме, где размещался купец, жили тогда и три молодых человека. Они никак не могли понять, почему все так любят Батюшку, почему при известии о его приезде тут же собирается толпа...
     Однажды им пришла в голову мысль «посмеяться» над врачующей силой молитв кронштадтского пастыря. Они задумали нечто страшное — обмануть священника. Один из них прикинулся тяжело больным, другой же решил выдать себя за его брата.
     И тогда третий, самый бойкий из них, немедленно отправился на квартиру купца, где в это время находился отец Иоанн, и стал просить Батюшку зайти к его умирающему товарищу. Выслушав просьбу молодого человека, священник пристально посмотрел на него и осведомился:
    — Я никому не отказываю в молитве и зайду к вам, но помните, что вы шутите с Богом! Ваш друг в самом деле болен?
     Проситель, хоть и смутился немного, всё же настаивал на своём, уверяя, что его товарищ при смерти.
     — Хорошо, я сейчас буду, — заверил Батюшка.
     Через десять минут в квартире молодых людей раздался звонок. Тут же младший из них нырнул в постель, накрылся одеялом и начал слабо стонать. Другой опустился перед его кроватью на колени. «Проситель» бросился отворять дверь.
     — Где ваш больной? — отрывисто спросил отец Иоанн, делая ударение на слове «ваш».
     — Пожалуйте, батюшка, пожалуйте,— засуетился товарищ мнимого  больного и повёл гостя в спальню.
     Священник остановился посреди комнаты, поискал глазами образ, но иконы не было. Тогда он опустился на колени и, перекрестившись, начал молиться:
     — …Господи, пошли им по вере их. Аминь.
     Отец Иоанн быстро поднялся и, не прощаясь, направился к выходу. Двое товарищей побежали проводить его до лестницы...
     С громким смехом, довольные тем, что им так ловко удалось обмануть известного пастыря, возвратились они в комнату.
     — Ваня, Ваня, вставай, отец Иоанн уехал.
     — Да вставай же, полно притворяться, ведь он уехал...
     Но несчастный не притворялся. Он лежал неподвижно: язык, руки, ноги — всё словно омертвело, и только усиленное моргание глаз показывало, что юноша жив и что-то хочет сказать.
     Шутники от ужаса оцепенели. Они не понимали, что происходит, а когда пришли в себя, переглянулись и горько заплакали над «живым трупом».
     — Ваня, Ваня, над Богом мы хотели посмеяться! Прости, прости нас...
     Три опытных врача всю ночь провели у постели теперь уже настоящего больного.
     — Медицина в данном случае бессильна. Болезнь эта неизлечима. Вероятно, страшное горе поразило вашего товарища, — предположил один из докторов.
     И молодые люди, не решаясь открыть врачам истину, разрыдались.
     Наутро с первым же пароходом оба шутника отправились в Кронштадт. Отец Иоанн не мог их принять до вечера, а когда ему доложили о молодых людях, он велел передать им, что ничего для них сделать не в состоянии. Всю ночь продежурили юноши у старенького домика. А когда поутру Батюшка вышел на крылечко, бросились ему в ноги, умоляя простить их.
     Добрый пастырь повёл молодых людей в церковь. После службы все вместе подошли они к иконе святителя Николая Чудотворца. Около двух часов длилась беседа. Священник, указав на неприличие их поступка — нельзя шутить с людьми старше их, рассказал юношам о земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, о Его крестных страданиях, Его учении.
    — Теперь помолимся,— сказал отец Иоанн, и друзья опустились на колени. Никогда они не молились так, как в те минуты. Икона святителя Николая казалась им живым ликом, сначала грозным, а потом всё более и более милосердным.
    — Поезжайте с Богом, — благословил священник ребят, — и Его славословьте.
     У юношей словно гора с плеч свалилась. Им стало весело, душа ликовала, всё окружающее виделось им в каком-то радужном свете.
     Домой товарищи вернулись вечером. Дверь отворил им... Ваня.
     — Ваня, ты ли это? Ты здоров! — и друзья бросились обнимать его; слёзы, но уже радостные, так и хлынули из глаз.
    — Почти здоров. Голова только тяжёлая и какая-то усталость во всём теле...
     Оказалось, что в тот именно час, когда в Кронштадте отец Иоанн молился с молодыми людьми у иконы Николая Чудотворца, Ваня почувствовал улучшение, постепенно к нему стала возвращаться возможность владеть онемелыми руками и ногами. Первым движением окрепшей правой руки было крестное знамение.
     Конечно, молодым людям уже больше никогда не приходило в голову смеяться над вопросами веры.

Продолжение следует

После Проскомидии отец Иоанн выходил из алтаря исповедовать. В первые годы своего пастырства, когда верующих в храме было не очень много, он исповедовал каждого человека отдельно, каждому уделял довольно много времени, с некоторыми говорил часами. Но постепенно людей в церкви становилось всё больше и больше, и исповедь тогда шла по двенадцать часов в сутки без перерыва. Батюшка принимал ис¬поведь стоя. Исповедники же, ожидая своей очереди, часто не выдерживали и садились, некоторые даже ложились на пол. В конце концов, когда в соборе стало собираться до пяти тысяч человек сразу, отец Иоанн, по необходимости, ввёл общую исповедь. На всех участников и очевидцев она производила неизгладимое впечатление.
     Перед исповедью Батюшка чистым, громким голосом читал молитвы. И молился он так, что слова молитвы проникали в душу каждого. Отец Иоанн всегда старался объяснить покаянные молитвы простым, доступным языком — и ему удавалось достучаться до каждой души, растопить лёд самых холодных сердец. Даже заходившие в собор случайно, из любопытства, выходили другими — покаявшимися, обновлёнными, с твёрдым намерением начать новую жизнь.
     — Грешники и грешницы, подобные мне! — так, искренне считая себя худшим из людей, начинал исповедь отец Иоанн. — Вы пришли в храм сей, чтобы принести Господу Иисусу Христу, Спасителю нашему, покаяния во грехах и потом приступить к Святым Тайнам... Приготовились ли вы к восприятию благодатного Таинства? Знаете ли, что великий ответ несу я пред Престолом Всевышнего, если вы приступите не приготовившись? Знайте, что вы каетесь не мне, а Самому Господу, Который невидимо присутствует здесь. Господь Бог — Страшный Судия всей земли. Он не смотрит ни на чьё лицо: мужчина или женщина, отрок или отроковица, царь или простолюдин, барин или мужик, генерал или солдат, богатый или бедняк. Перед Ним все равны: Он смотрит на сердца, смотрит, каково упование  человека, какова его вера, каковы его дела... Как силён грех! Грехи — это воры, разбойники, которые постоянно обкрадывают нас. Они облекаются обыкновенно в благородные, заманчивые одежды и делают нас бедняками перед Богом... Кто из нас без грехов? Кто не горд? Кто не честолюбив ? Кто не обижал друг друга? Кто не оболгал ближнего своего?.. Кайтесь, кайтесь, в чём согрешили!
     И вот храм, ещё несколько минут назад тихий, спокойный, начинал наполняться страшным, невообразимым шумом. Кто-то тихо плакал, кто-то громко рыдал, кто-то стоял в безмолвном оцепенении, кто-то со стоном раскаяния падал на колени. Многие, нисколько не стесняясь, вслух исповедовали свои грехи:
     — Не молюсь…
     — Ругаюсь, сержусь, гневаюсь…
     — Осуждаю ближних, неблагодарен, зол...
     — Господи! Украл я! Украл у собственного отца…
     — Прости меня, Господи, грешную, — завидую…
     А Батюшка в это время дерзновенно предстоял в молитве Господу. Взор его был устремлён к небу. По лицу катились крупные слёзы. Даже тогда, когда отец Иоанн закрывал лицо руками, слёзы всё же просачивались меж пальцев и капали на холодный церковный пол.
     Он плакал, и его слёзы соединялись с покаянными слезами исповедников. Отец Иоанн скорбел и радовался вместе со всеми как истинный пастырь народа Христова. А эти грешные, заблудшие овцы,видя слёзы на лице любимого Батюшки и поняв состояние его души в те минуты, ещё больше начинали стыдиться самих себя. Рыдания усиливались, кто-то стонал, кто-то, пытаясь перекрыть своим голосом шум в храме, кричал: «Господи! Прости меня, вора окаянного!Господи! Скольких обидел, обманул!» И чистая река покаянных слёз текла к Престолу Божию, омывая в своих струях загрязнённые души. Казалось, что громадный собор вот-вот рухнет от воплей кающихся людей...
     Перекрестившись в знак благодарности за покаянные слёзы людские, отец Иоанн взывал к народу:
     — Тише, тише, братья и сёстры.
     Не скоро в храме водворялась желанная тишина. Но мало-помалу всё смолкало. Лишь изредка слышны были вздохи да слёзы бежали по щекам исповедников...
     — Слушайте,— медленно произносил Батюшка.— Мне, как и всем священникам, Господь даровал власть вязать и разрешать грехи человека. Над принесшими покаяние я прочитаю разрешительную молитву. Наклоните свои головы: я накрою вас епитрахилью, благословлю, и получите от Бога прощение грехов...
     Тысячи голов смиренно преклонялись, звучала разрешительная молитва. Отец Иоанн, вознося над стоящими в храме епитрахиль, проводил ею по воздуху на все четыре стороны и благословлял народ. Таинственная и торжественная минута: небо примиряется с землёй, грешники — с Безгрешным…
     Радостный, освобождённый от тяжкого греховного бремени народ облегчённо вздыхал и со слезами благодарности смотрел на кроткое, сияющее лицо своего дорогого пастыря, который вывел овец своих из мрачных дебрей греха на светлый путь добродетели к дому Отца Небесного...
     И вот наконец вынос пречистых и животворящих Тайн Христовых. Причащение. Сколько благоговения! Сколько умиления! Сколько тихой радости!
     — Господи, сподоби  причаститься!
     — Батюшка, дорогой, причасти!
     А сколько слёз!.. У некоторых они изливались моментально, стоило им только приблизиться к Святой Чаше.
     Причастие продолжалось два-три часа...

Продолжение следует

***
     Осенью 1894 года Российское государство было потрясено печальным известием: умирал император Александр III.     
     Отец Иоанн поспешил в Крым. Из рук всемирно известного пастыря, после исповеди, государь принял Святые Дары. После причастия Батюшка совершил и Таинство Елеосвящения. Затем император выразил желание, чтобы Батюшка возложил свои руки на его голову.
     — Не тяжело ли Вашему Величеству, что держу долго руки мои на голове Вашей? — спросил отец Иоанн.
     — Напротив, — ответил государь,— мне очень легко, когда Вы их держите.
     Батюшка не убирал своих рук до тех пор, пока душа помазанника Божия Александра III не отошла ко Господу...
     Позже отец Иоанн сокрушался: «Я мёртвых воскрешал, а батюшку-царя Александра III не мог у Господа вымолить… — и смиренно добавлял: — Да будет Его святая воля».

***
     Несмотря на свою постоянную занятость, отец Иоанн с первых же дней своего служе¬ния вёл дневник, в который он ежедневно записывал свои мысли, приходящие во время молитвы, в мгновения благодатного озарения души всепросвещающим Духом Божиим. Впоследствии вышла книга, которую сам Батюшка назвал «Моя жизнь во Христе». Она стала настоящим учебником духовной жизни для всех, желающих идти путём спасения. Книгу читали и читают до сих пор не только в России, но и за рубежом — её перевели на многие языки.
     Отец Иоанн был устроителем и благотворителем множества храмов, монастырей, монастырских подворий по всей России.
     Позаботился Батюшка и о своих родных местах: основал там женский монастырь во имя святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, построил каменный храм и здание для церковно-приходской школы. А на реке Карповке в Петербурге устроил подворье Сурской женской обители, которое позже было обращено в Иоанновский женский монастырь, названный так тогда по имени преподобного Иоанна Рыльского, небесного покровителя кронштадтского пастыря.

Продолжение следует

БЛАЖЕННАЯ КОНЧИНА
     Последние три года своей жизни отец Иоанн часто болел. В своём дневнике он писал: «Сила моя физическая истощилась, зато дух мой бодр и горит к возлюбленному моему Жениху, Господу Иисусу Христу...».
     В начале декабря 1908 года Батюшка последний раз отслужил Божественную литургию в Андреевском соборе Кронштадта. Больше из дома он не выходил.
     Причащали отца Иоанна каждый день. Пищу он уже совсем перестал принимать, а вместо лекарств употреблял святую воду из источника преподобного Серафима, Саровского чудотворца.
     Отцу Иоанну — великому угоднику Божию — был открыт и день его кончины: задолго до смерти он несколько раз спрашивал, много ли дней осталось до 20 декабря (2 января нового стиля). А поздравления с Рождеством Христовым он разослал близким людям заблаговременно, ещё в ноябре: «А то и вовсе не получат» — так пророчествовал он...

***
     Печальная весть о том, что Батюшка умирает, подобно молнии, в один миг разнеслась по всему Кронштадту. В Андреевском соборе, не дожидаясь утра, отслужили литургию. Все присутствующие на ночной службе, в том числе священнослужители, совершавшие её, плакали.
     По окончании Божественной литургии священники со Святыми Дарами отправились на квартиру отца Иоанна. Больного причастили. В шесть часов утра начали читать молитву на исход души. Батюшка лежал безмолвно, с закрытыми глазами.
     В 7 часов 40 минут утра 20 декабря 1908 года (2 января 1909 года нового стиля) на восьмидесятом году жизни отец Иоанн тихо отошёл ко Господу.
     Тело праведника было торжественно перевезено из Кронштадта в Ораниенбаум прямо по льду. Сопровождавшие Батюшку были поражены тем, что лёд Финского залива, слабый и тонкий на тот момент, всё-таки выдержал множество народа.
     В Ораниенбауме процессию встретили тысячи рыдающих людей. Колокола звонили непрерывно. Когда поезд с телом отца Иоанна отправился в сторону Петербурга, многие упали на колени и с плачем крестились вслед ему. Поезд, приближаясь к каждой станции, замедлял ход, но не останавливался. И везде — на каждой станции, на каждом полустанке — ожидал Батюшку скорбящий народ.
     На улицах Петербурга похоронную процессию встречали войска. Так на Руси в последний путь ещё не провожали никого и никогда. Не бывало ещё похорон с такой огромной плачущей толпой. Плакали все — и простолюдин, и влиятельный чиновник, занимающий высокое положение... Общее горе объединило и уравняло всех. «Закатилось наше солнышко! На кого покинул нас, отец родной?! Кто придёт нам на помощь, сирым и немощным?! Не оставляй нас! Молись за нас, грешных!» — доносилось со всех сторон...
     Гроб поставили в соборе Иоанновского женского монастыря. Желающие проститься с Батюшкой шли нескончаемым потоком... Когда гроб подняли и понесли к месту упокоения, храм огласился рыданиями. Многие теряли сознание...
     Похоронили кронштадтского пастыря в церкви-усыпальнице, специально устроенной в нижнем храме собора Иоанновского монастыря. Над местом погребения поставили мраморное надгробие. Горела неугасимая лампада. Каждый год, по повелению императора Николая II, 20 декабря (2 января нового стиля) совершались литургии и панихиды.

Продолжение следует

ЧУДЕСНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ
     — Ванечка, что ты в ручке держишь? Что это у тебя?
     — Ка-фе-тка...
     — Конфетка?
     Мама осторожно разогнула нежные, тонкие пальчики малыша. На ладошке лежала тёмно-вишнёвая прозрачная горошина... Женщина, быстро окинув взглядом кухню, заметила на полу помятую коробочку из-под лекарства. Тихо, мягко, чтобы не испугать ребёнка, она спросила:
     — Ванечка, а где остальные конфетки?
     — Съел...
    Мальчик поднял глаза на маму и хотел уже было улыбнуться, но... Почему же мамочка такая белая, а глаза такие, будто она увидела что-то очень страшное? И Ваня, уткнувшись лицом в мамину юбку, заплакал. Внезапно ножки его ослабели, перед глазами замелькали какие-то светящиеся точки, дыхание перехватило, а сердечко будто сжала чья-то невидимая рука...
     — Мамочка, мамочка! — закричал он и медленно, как во сне, опустился на пол...
     Когда приехала «скорая», Ваня уже не плакал. Он лежал бледный и широко раскрытыми глазами отрешённо смотрел куда-то…
     Промывание желудка не помогло: видимо, препарат уже впитался.
     — В больницу! Срочно! — распорядился доктор.
     По дороге малыш потерял сознание.
     В приёмном покое дежурный врач объяснил: то количество сердечных таблеток, которое съел Ваня, является для него смертельной дозой, а потому... Словом, он не может обещать, что ребёнок останется жить.
     — Мальчика отправили в реанимацию. Врачи сделают всё возможное. Часам к шести вечера что-то, быть может, прояснится. А пока Вы сыну помочь ничем не сможете. Идите домой,— и врач, резко повернувшись, ушёл.
     «Как "ничем"? Как "домой"? Почему не могут обещать? А кто может помочь? Господи! Куда идти?! Сыночек мой! Маленький мой!.. Единственный мой!..»
     Она не знала, что делать... Она не знала, куда идти... Она не знала, к кому идти... Не подозревала она и того, что Промыслом Божиим она окажется там, где ей смогут помочь...
     Медленно, бесконечно тянулись часы... А мать всё бродила по сумрачному ноябрьскому городу. Мокрый, холодный снег бил в лицо. Мысли, одна горше другой, разрывали голову... Неужели маленькое, хрупкое тельце малыша будет лежать в этой холодной, промёрзшей насквозь земле?..
     — Нет, Господи! Нет! Помоги, Господи!!! — женщина, услышав свой собственный отчаянный крик, вздрогнула. Она стояла на мосту. Вода ещё не покрылась льдом, и в ней, с рябью от падавшего снега, отражался крест. «Да это же Карповка, монастырь!» — промелькнуло в голове...
     Как и что она объясняла сестрам монастыря — не помнила. Отчетливо же всё начала осознавать только к концу молебна.
      — Просите Пресвятую Богородицу и молитесь святому праведному Иоанну Кронштадтскому, и будем надеяться на милость Божию, — напутствовал её священник.
     Словно на крыльях летела женщина в больницу. «Верую, Господи! Помоги! — шептала она. — Матерь Божия, защити! Батюшка Иоанн, молись за моего Ванечку!»
      Вот и шесть вечера. Скрипнула дверь реанимационной палаты. И врач, несколько озадаченный, но с нескрываемой радостью в глазах, возвестил:
     — Случилось невероятное!.. Ваш сын будет жить.
     В подобных ситуациях говорят: «Слава Богу». Но лишь пережившие настоящее горе могут вложить в эти, для многих ставшие уже привычными, слова столько благодарности и любви к Творцу нашему и Искупителю — Господу.
     «Слава Богу!» — облегчённо выдохнула мать. Теперь она знала, КТО ей помог...
     На следующий день Ванечка уже был дома, бегал, смеялся — словно и не было ничего.
     В жизни этой семьи многое изменилось с того страшного дня. Господь иногда, по особому Своему смотрению, вразумляет человека через болезнь его детей. Увы, зачастую лишь перед лицом страшных испытаний мы начинаем осознавать свою немощь и глубочайшую зависимость от Бога, Творца нашего.
     Ваня с мамой стали посещать храм Божий, исповедоваться, причащаться; часто бывают они в монастыре на Карповке, а особую любовь питают к батюшке Иоанну — ведь это его чудным заступлением Ванечка остался жив.

Продолжение следует

Да, Христина!
Простите, что не сразу ответила. Очень тяжело всё грузилось. Не увидела Вашего сообщения...
Книга была издана Издательством Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в 2002 году.
История такова. В Иоанновском монастыре некоторое время находилась на послушании  иконописец из Оренбурга. Она сделала рисунки. Матушки стали искать человека, который написал бы книжечку об отце Иоанне. Каким-то образом вышли на моего батюшку. А он взял и благословил написать меня. А я была всего лишь учителем русского языка и литературы... По послушанию всё равно пришлось писать...
Этот вариант не совсем совпадает с изданным на подворье. Я кое-что исправила и кое-что добавила.

Отредактировано Виктория (2008-01-04 23:53:34)