Вдохновенье.
Илья Семеныч, честь и гордость районного литературного клуба «Любители пера», уже третью неделю терзался муками творчества. На его рабочем столе лежало три начатых рассказа, одна поэма (даже и не начатая, а так – набросок) и еще одна незаконченная повесть, оставшаяся с прошлого периода вдохновенья. В голове теснилась идея романа, но Илья Семеныч, объективно сознавая свою немощь, всякий раз мужественно загонял ее в самые дальние уголки своего сознания.
Вдохновения не было, был мертвый штиль. Идеи в голове вяло ворочались, а сил, чтобы разогнать их быстрее, не доставало. Вот и сегодня, рано проснувшись в воскресный день, Илья Семеныч вставать с постели не спешил, он тихо лежал с открытыми глазами, обреченно ожидая укуса комара, звеневшего где-то рядом с левым ухом. По хорошему надо бы, конечно, вскочить, умыться холодной водой, выпить несладкого чаю и - за работу. Но энергии расслабленных мышц, а еще пуще мыслей, не хватало на такой скачок. Кроме того, Илью Семеныча немного мучила совесть: вчера вечером он уже было собрался хорошенько посидеть за работой, всерьез так, до утра. Даже приготовил на своем столе все необходимое. Потом облачился в халат, поцеловал на ночь супругу и заперся в кабинете. Минут пятнадцать поборовшись с зевотой, Илья Семеныч, так ничего и не написав, рассердился на себя и, громко щелкнув выключателем, осторожно, стараясь особо не шуметь, устроился тут же на кушетке. И сегодня к общему душевному неустройству прибавилось еще и чувство досады за свою вчерашнюю слабость.
«Что же это за беда такая, - лежа сокрушался Илья Семеныч, - что за напасть? Пустота. Совершенная пустота вокруг и никакого просвета. И ведь что самое скверное - непонятно что делать с этим. Как быть?». Илья Семеныч вспомнил, как они с супругой радовались его первому напечатанному в литературном журнале рассказу. Как его, автора, поздравляли родственники и друзья. Как он сам подарил авторский экземпляр журнала соседке Марии Степановне, пенсионерке, бывшей учительнице русского языка и литературы. От этих воспоминаний сегодняшнее его положение выглядело еще горше.
Илья Семеныч потянул носом: за тяжелыми раздумьями он и не заметил, как его супруга встала со своей постели и уже хлопотала на кухне, готовя завтрак. Звон комара над ухом внезапно прекратился, Илья Семеныч осторожно поднес ладонь к щеке, хлопнул – комар зазвенел снова. Он почесал небритую щеку, еще раз вздохнул, поднялся и, втолкнув ноги в тапочки, поплелся в ванную.
На кухне шипела и брызгала жиром яичница.
- Здравствуй, Валя, - умытый Илья Семеныч устало опустился на табурет.
- Привет, - мельком взглянув на него, отозвалась жена, - опять всю ночь не спал. Ну, чисто ребенок.
На столе, брякнув, образовались тарелки с яичницей, появился хлеб. Принялись завтракать. Вяло ковыряясь вилкой, Илья Семеныч молчал.
- Сегодня надо на рынок сходить за картошкой, - Валентина уже наливала кофе, - сахара нет и крупы. Еще кран в ванной течет, - деловито продолжала она, – и лампочка в подъезде перегорела.
Илья Семеныч горько ухмыльнулся. Валентина, внимательно посмотрев на супруга, громко отхлебнула из чашки и продолжила:
- Тут ухмыляйся не ухмыляйся, а дело делать надо. Или мне прикажешь мешки с рынка таскать?
- Тебе, Валя, - наконец подал голос Илья Семеныч, - как человеку предельно приземленному, трудно понять, какие творческие муки может испытывать писатель. Тут, может, шедевр рождается, да никак родиться не может, а ты все к картошке сводишь.
- Ну, муки муками, а без картошки и то, что уже родилось, недолго протянет.
На рынок решили идти вместе. После завтрака настроение у Ильи Семныча немножко поднялось, и он, тихонечко насвистывая, пошел одеваться. Проходя в спальню, Илья Семеныч вдруг остановился, взглядом столкнувшись с иконой Христа, висевшей на стене. Эту старую икону много лет назад им передала теща, и они сразу пристроили ее на это место, немного в стороне от книжных стеллажей. Так она тут и висела. Редкий раз только какой-нибудь гость подходил к ней, заинтересовавшись ее возрастом. Илья Семеныч несколько мгновений внимательно всматривался в темный Лик, и вдруг какое-то новое, ранее незнакомое чувство родилось у него в груди. «Господи, - пронеслось у него в голове, - что ж я…» Илья Семеныч постоял еще немного, мучительно облекая мысли в слова, а потом, вдруг поддавшись внутреннему порыву, перекрестился, пожалуй впервые в жизни сознательно.
День удался. Супруги вместе сходили на рынок, потом Илья Семеныч достал из кладовки старый ящик с инструментами и починил кран в ванной. Он даже заменил лампочку в подъезде, за что и заработал персональную благодарность от Марии Степановны.
Когда поздно вечером Валентина, выключив телевизор, заглянула к мужу в кабинет, тот сидел за столом и что-то торопливо писал, время от времени боромоча себе под нос. Почувствовав чье-то присутствие, Илья Семеныч обернулся и, увидев встревоженный взгляд жены, громким радостным шепотом сообщил:
- Пришло! – Его глаза сияли.
- Что пришло? – Не поняла Валентина.
- Вдохновенье! – Чуть не крикнул Илья Семеныч и, махнув рукой: мол, «не мешай», снова принялся за работу.
Валентина понимающе кивнула и тихонько прикрыла дверь кабинета, но не до конца, а оставив для себя небольшую щель, через которую с дивана она могла бы видеть мужа, сидящего за столом. Такие крайние его состояния как уныние или чрезмерная радость, вызывали у нее некоторые опасения. Валентина улеглась на диван, укрылась одеялом и, медленно моргая, сквозь дремоту наблюдала за супругом. Тот сидел, ссутулившись, над столом, иногда только ненадолго откидываясь на спинку стула. Спустя немного времени сон стал ее одолевать, и вскоре Валентина уже не могла четко различить, где реальность, а где видение. Последнее, что она запомнила той ночью, - это спящий за своим столом ее Илья Семеныч и две высокие прозрачные фигуры, не то стоящие, не то парящие в воздухе рядом с ним. Валентина даже запомнила, о чем эти фигуры говорили между собой, но, твердо зная, что в реальности такого быть просто не может, она решила, что это всего лишь сон, сомкнула глаза и умиротворенно заснула. Правда впоследствии, спустя некоторое время, уверенность, что это был именно сон, ее оставила, хотя она никому в этом и не признавалась. Уж больно четко запечатлелся в ее памяти услышанный тогда разговор:
- Чему ты радуешься?
- Я радуюсь о рабе Божием Илии.
- Он смог закончить свой рассказ?
- Да. Но не это главное.
- А что главное?
- Он молился сегодня.
